Не та дверь [сборник] - Александр Варго

Женя вошел внутрь с папой и сестрой, огляделся и потянул их к небольшой скамеечке, стоявшей у стены. Там он обычно дожидался бабушку, пока та молилась, а потом шел с ней ставить свечки. Ему нравилось их зажигать.

Правда, бабушка сразу же отбирала у него свечку и втыкала ее в одну из тех больших штуковин, которые стояли перед иконами. Это короткое слово, услышанное от бабушки, было простым, Женя сразу же его запомнил.

Но папа не пошел вслед за мальчиком.

— Ты куда, сын? — услышал Женя и постарался объяснить.

Папа выслушал его, покачал головой и сказал:

— Нет, Женька. Нам сейчас все время вместе надо быть. Чтобы Баба-яга нас по одному не победила. И в церкви тоже.

Это Жене было понятно. Черепашки-ниндзя тоже становились сильнее, если сражались вместе. Тогда даже страшный Шредер ничего не мог с ними сделать, не говоря уже о Бибопе и Рокстеди.

Мальчик послушно остался стоять рядом с папой, продолжая думать о своих любимых героях. Черепашки были смелыми и сильными, а еще добрыми и веселыми. Особенно Микеланджело. Его Женя, конечно же, взял с собой. Они всегда спешили на помощь, бежали побеждать тех, кто обижал других.

Совсем как Дед Мороз и Боженька. Бабушка рассказывала, что тех, кто плохо себя ведет, Он рано или поздно больно-больно накажет, а тем, кто Его слушается и не жадничает, поможет.

Ну а Дед Мороз тоже был добрым и веселым. Так ему, Жене, говорила Люба. Он тоже помогал людям и любил поиграть с детьми, а потом дарил им подарки и радовался, получая письма.

«Вот бы и нам черепашки помогли, — подумал Женька. — Прибежали бы да побили Бабу-ягу так, чтобы она удрала далеко-далеко. А может, лучше попросить Деда Мороза? Пусть это будет подарок на Новый год, только пораньше, прямо сейчас».

Он задрал голову. Наверху, над огромной люстрой, была небольшая круглая башня с окошками, совсем как в замке для рыцарей. За ними виднелось небо и облака. Бабушка говорила, что Боженька живет на небе, а Люба рассказывала, что Дед Мороз летает на санях, которые везут лошадки.

«Наверное, если смотреть вверх, то они скорее меня услышат», — подумал Женя и беззвучно зашевелил губами.

Так всегда делала бабушка.

Когда он спросил, почему так, она ответила: «Чтобы другим людям своим голосом не мешать, внучек. Они ведь тоже о чем-то с Боженькой разговаривают».

Говорил Женя недолго. Он всего-то попросил, чтобы Боженька и Дед Мороз рассказали черепашкам про Бабу-ягу. Пусть они ее накажут. А он им обязательно поможет, потому что тоже умеет драться, как ниндзя.

Женя знал это совершенно точно. Однажды он целый день повторял удары за черепашками, а вечером показал маме с папой, чему научился. Родители улыбались и говорили, что он молодец и настоящий ниндзя.

И вообще, во всех сказках Бабу-ягу обязательно побеждали, причем не только взрослые дяди и тети. Женька сам видел, как в одном мультике Бабу-ягу наказал мальчик Ивашка, а в «Гусях-лебедях» — девочка Маша и ее брат Ваня. Значит, и они с папой тоже справятся с ней.

Вася стоял посередине зала, держал детей за руки и думал, как ему быть дальше. Вот он пришел в церковь с пакетом, в котором лежала пол-литровая бутылка со святой водой — мама всегда держала ее в шкафу про запас — со шприцами в кармане, и что теперь? Как ему наконец-то обрести веру? Снова попробовать помолиться?

В поле зрения Васи оказался священник. Он вышел откуда-то сбоку и теперь неспешно пересекал залу, направляясь к дверям, через которые только что вошел сам Вася. Церковник, на вид его ровесник, еще не наживший объемного живота на службе Господу, был одет в черную рясу и шел, держа голову прямо. На губах у него играла легкая улыбка.

— Простите… — поддавшись импульсу, сказал Вася. — Можно вопрос?

Священник повернулся, посмотрел на него, улыбнулся немного шире, подошел и заявил:

— Конечно, спрашивайте.

«Как мне поверить в Бога? Только чтобы прямо сегодня?»

Вопрос, конечно, остался непроизнесенным. Вася замялся, подыскивая подходящую формулировку.

— Не переживайте так, говорите, как на душу легло. Знаете, у нас всякое спрашивают.

Вася встретился взглядом со священником и вдруг успокоился. В самом деле, а что он теряет? Ну, сочтет его этот поп таким же идиотом или одним из тех, кто кругленькие суммы отваливает и после этого мнит себя праведником — да на здоровье. Невеликий вред. Хотя, конечно, хотелось бы все же, чтобы помог.

— Понимаете… — Вася посмотрел на детей и снова ощутил неловкость.

Как-то при них… а, да пошло оно все!

— Понимаете, я очень хочу поверить в Бога по-настоящему. Это… это вопрос жизни и смерти. Я серьезно говорю. Знаю, что рецепта нет, но…

— Извините, что перебиваю. Вы ведь сын Елизаветы Петровны?

Вася так и смолк с открытым ртом.

— Я вас помню. Вы раньше вместе с ней приходили, а потом перестали. Давно уже. Теперь вот и ее не видно, с прошлой недели, если не ошибаюсь. Что-то случилось?

«Он не знает, что мама умерла, — понял Вася. — Ну да, конечно. Отпевали-то ее при морге, а Интернет священник, должно быть, не очень жалует. Уж во всяком случае за жареными новостями не охотится».

— Случилось. — В горле у Васи запершило, и он откашлялся. — Мама… умерла. Ее убили. А потом жену. Вчера.

Некоторое время священник молча смотрел на него, потом осторожно коснулся предплечья и проговорил:

— Вот оно что. Как все это больно. Знаете, может, присядем? Беседа наша, чувствую, долгой будет. А вы, дети, сядьте вон там, на соседней скамье, подождите немного. — Священник сел, сложил руки на коленях, посмотрел на Васю, но не произнес ни слова.

Молчал и Вася. У него сработала привычка мысленно редактировать себя перед исповедью. Он пытался решить, о чем стоит рассказывать, а что лучше опустить.

— Значит, вы хотите поверить в Бога, — нарушив молчание, раздумчиво произнес священник. — Это, конечно, хорошо. Тем более когда веры жаждут душой. Но каждый ведь по-своему ее понимает, у любого человека она для своих целей.

Вася вздрогнул и поднял голову.

— Одни ищут утешения, — продолжал его нежданный собеседник, глядя куда-то перед собой. — Другие, устав от необходимости все время что-то решать, хотят получить избавление от сложностей нашего мира. Мол, все свершается по воле Божьей, стало быть, можно смириться и плыть по течению. Третьи думают, что вера поможет им заслужить прощение. Не перед другими людьми, а в собственных глазах. — Он помолчал несколько секунд, затем продолжил: — Есть даже и такие, кто думает, будто вера в Бога непременно поможет им разбогатеть или не чувствовать вины за достаток, которого они добились ранее. А чего ищете вы?

Глядя перед собой так же, как и священник, Вася тихо ответил:

— Помощи.

Он собрался с духом и начал рассказывать. Вася говорил и постепенно забывал о том, где находится. Он описывал прошлую субботу, оставленную в другой жизни, и в его ушах снова звучал смех Али и визг детей, пытающихся повалить отца на газон парка Горького. Вася переходил к возвращению домой и ощущал стужу, сковавшую его при виде тела мамы. Похороны, поминки, нападение на жену…

Он напрочь забыл о том, что хотел утаить часть истории. Слова выливались из него неудержимым потоком, сами по себе. Они превратили его в такого же слушателя, каким был этот священник, сидевший рядом.

Долгий вечер в больнице и после нее, дома, с детьми. Попытки не замечать их вопрошающих взглядов. Возрождение в среду. Светлый миг счастья, когда Вася поверил было, что ужас остался позади. Тусклый четверг, когда они оба умирали, но не понимали этого. Пятница…

Слова закончились, и это стало неожиданностью для Васи. Собственное молчание показалось ему оглушающим. Он попытался вспомнить, что же конкретно рассказал, но память лукавыми струйками ускользала сквозь пальцы, не давала сосредоточиться на деталях.

Совершенно четким было только ощущение опустошенности, хорошо знакомое Васе. Ему не раз случалось доверительно беседовать с друзьями, когда они делились друг с другом всем, что наболело. Вот только той легкости, которая наполняла его душу после тех бесед, теперь не было и в помине. Сомнения, страхи — все осталось с ним.

— Вот оно что. — Голос священника был все так же спокоен и тих.

Вася не верил своим ушам. Неужто поп все прослушал или просто не понял, что ему рассказывали? Он как раньше, так и сейчас твердил одно и то же: «Вот оно что». При этом оставался таким спокойным, будто программу телепередач на завтра обсуждал.

Вася рывком встал со скамьи. Он хотел немедленно уйти отсюда на воздух, подальше от этого приторного запаха, искусственного света и таких же людей, привыкших равнодушно выслушивать тех, кто приходит к ним со своей болью.

Кстати, а могут ли они, отрешившиеся от земных забот, по-прежнему считаться настоящими людьми? Интересный вопрос.